(no subject)

Спокойной, очень спокойной, и даже приятной,
я бываю только когда изпсихуюсь вконец.

Почти всё время не понимаю, что со мной происходит, не вижу ситуацию целостно,
нет привычки задумываться. А задумавшись, увидев, бегом бегу,
так мне становится страшно. Забываю скорей, пока есть ещё возможность не думать об этом,
отложить происходящее.

Наши вечерние ссоры, после которых, от отчаяния и безысходности,
от моих мыслей о суициде, от наташиных мыслей, как жить дальше,
мы сразу переходим к привычным ласкам и нежностям,
праздной болтовне. Откладываем.

А есть другие вечера, в покое и счастье,
когда я не помню, что накануне всю ночь плакала и ругалась.
Как они сочетаются друг с другом не понимаю.

И даже когда я неделю лежала
с травмированной спиной и не могла встать,
я не боялась только потому, что не понимала, что происходит;

а Наташа так переживала и заботилась обо мне,
и я любила её больше всего на свете,
и смотрела с пола, какие у неё красивые ноги.

А через два дня, ещё не поправившись даже,
но уже поняв, что я смогу снова ходить,
я уже ругала её за беспорядок и за то,
что она больше не хочет во мне женщину и другим не позволяет.

А ещё не думавши,
звонила сегодня Серёже.
Чего хотела не понимаю,
по большей части, наверно, на ручки.