14.

Ужинали с Наташей в кафе.
Я в платье с глубоким вырезом, накрашенными ресницами,
высоких сапогах,  кокетничаю с Наташей.
Ноль внимания. Хуже чем ноль - "Ты, - говорит, - что такое делаешь?"
Иду через зал мыть руки, думаю: Тысячу лет не была с мужчиной в ресторане,
так, чтобы вёл под руку и за меня платил.
Здорово было бы, жаль что обязывает к сексу, с кем попало не пойдешь.
Возвращаюсь, говорит: " Ну что, всем показала свои ноги и грудь?"
Смотрю на неё с грустной улыбкой, думаю:  Фу, как неинтересно.
Вдруг, в связи с последними событиями, понимаю:
будут ещё мне заглядывать в вырез и с придыханием следить, как я облизываю китайские палочки.
Но уже не Наташа, и не надо этого от неё  требовать.
Надо наслаждаться тем, что мы ужинаем вместе,
и мне так хорошо и спокойно рядом с ней,
как с добрым другом;  что я сама заплачу по счёту
и не обязана слушать ничьи банальные разговоры;
что по весенним  будоражащим улицам  домой пойду вместе с ней,
а не я одна, давясь одиночеством, разгоняя романтику в сгущающейся темноте,
мысль о чём  так пугает.

Но чёрт, как всё-таки жаль, что Наташа больше не видит
ни сапогов, ни ног, ни томных взглядов,
а только свою маленькую заю.
Конечно, будут другие, кто будет видеть во мне женщину,
но что  другие,
а с ней у нас могла бы быть семья.

А пока за руку гуляем по тёплым улицам - не пропадать же такой весне,
покупаем картошку, мирно целуемся в лифте - надо же как-то жить.
Разговариваем,  Наташа рассуждает о том, как хорошо было бы  жить в Лобне,
но это уже не со мной - мне из Лобни до работы не ближний свет.
А мне хочется успеть приготовить ей все блюда, которые у меня на уме,
потому что после готовить их  будет некому:
кексы, яблочный пирог, пиццу, роллы, мясо в горшочке,
гороховый суп, томатный суп-пюре, морковные и капустные котлеты,
драники из кабачков -  но эти готовят только осенью,
а ещё и лето не началось.
Сегодня вот рыба в панировке.